В продолжение темы о музыкальности в искусстве — размышления о литературе.
Какова основная проблема того, кто хочет и не может написать свой первый роман?
Роман — форма большая, объемная. Нужен определенный ритм. Не сбиться с дыхания, точнее, с той тропки, которая ведет и подсказывает, как нужно написать, — непросто.
Рассказы пишут спринтеры, а романы под силу марафонцам.
Большая форма требует большой выносливости, запаса внутренних сил. Написание романа — это не вопрос желания, а вопрос внутренней подготовленности.
Именно потому многие известные романисты — натуры неторопливые, медленные, крепкие внешне.
Такие писатели как Астрид Линдгрен, Антуан де Сент-Экзюпери вроде бы тоже писали крупные вещи. Но слог у них легкий, лаконичный, а сами тексты построены из почти невесомых конструкций. Им присущ доступный, простой язык.
«Легковесным» писателям не написать, я думаю, что-нибудь в духе Джойса, Толстого или Пруста. Конституция не та.
Довлатов писал лаконичные остроумные вещи. Но можно ли построить целый роман из таких лаконичных вещей?
Романы Толстого — это мощные громовые раскаты со множеством оттенков, переходов, пластов и звучаний. Книги Линдгрен — это веселые и звонкие мелодии, игривые и оптимистичные. В сравнении с Толстым, они могут показаться наивными.
В кино музыкальный ритм задает смена изображений. Образы каждого нового изображения выражают определенный оттенок музыкальности. Если режиссер не понимает этого сменяющегося процесса выражения, который то нарастает, то спадает; или может быть ровным, или тонким и переливчатым, или еще каким, то никакой музыкальности в его фильме нет, а сам фильм — пустой.
Вот чем отличается хороший фильм от слезливого сериала? Возьмем, например, «Ромео и Джульетту» и какой-нибудь бразильский многосерийник. Сюжеты могут быть схожими, а разница в реализации просто колоссальная.
Отличие заключается в акцентах, в знании мер допустимого, в умении выдерживать нужный ритм, в количестве обнаруженных граней происходящего.
Если некая кинокрасотка целуется с возлюбленным, то в следующей сцене низкопробного фильма будет еще одна подобная сентиментальная сцена, а режиссер более талантливый обязательно добавит новую деталь, чтобы разбавить эту милую картинку чем-то принципиально иного содержания.
Если бы Толстой описывал только мир, без войны, то его эпопея получилась бы не настолько гениальной.
И теперь зная о темпе, скажите, удалось бы вам выдержать такое же дыхание как у Толстого, смогли бы вы, на его месте, написать не менее прекрасный роман? Уверена, вы должны признать, что это невозможно.